– Ни о чем не волнуйся и выздоравливай, – настаивала она. – Я со всем справлюсь и…
– Будем надеяться, девочка, – неожиданно резко перебила ее Диана. – Если ты хочешь найти работу, соответствующую твоей квалификации, тебе поскорее надо поговорить с отцом Джонни насчет алиментов. Мне кажется, что с каждым днем ты все больше запутываешься. Не вздумай повторить ошибок Мэри.
Бабушка была права. Всю обратную дорогу Джулия молчала.
– Я подожду, пока ты уложишь Джонни, – сказал Эдвард, провожая их до двери.
Избрав путь наименьшего сопротивления, Джулия кивнула. Так хотелось бы прижаться к нему, думала она, почувствовать его поддержку, но я, к сожалению, не могу себе этого позволить.
К счастью, в больнице Эдвард не узнал фамилии бабушки. Уже достаточно хорошо узнав этого человека, Джулия понимала, что он, когда узнает правду, будет вне себя от гнева.
Все же интересно, как он отреагирует на ее требования. Правда, она уже сомневалась в правдивости слов Мэри. Такой человек, как Гонсалес, не мог оставить беременную от него женщину без поддержки. И невозможно имитировать такую любовь к детям, какую проявлял он по отношению к Джонни. Так что, если Мэри обманула Джулию, то есть не сообщила Эдварду о ребенке, Гонсалес имеет полное право разгневаться.
Я его потеряю в любом случае, нервно проводя рукой по волосам, подумала Джулия. А с другой стороны, разве можно потерять то, чего никогда не имел?
Эдвард ждал ее в гостиной.
– Знаешь, – сказал он, неловко опустив руки, – если я могу что-нибудь для тебя сделать…
Джулия покачала головой.
– Нет, спасибо, ты и так уже очень мне помог, – отказалась она, но потом, словно спохватившись, добавила: – Вообще-то, если ты можешь позвонить Джону Фаррелу насчет моей машины…
Эдвард хитро усмехнулся. Она поняла, что он нарочно не торопил друга с ремонтом машины, поскольку хотел быть ее шофером.
– Завтра утром первым делом позвоню, – пообещал он.
Пришло время прощаться, но почему-то они продолжали стоять посреди гостиной, глядя друг другу в глаза.
Я хочу обнять ее, признался сам себе Эдвард. И худшее, что она может сделать, – это выгнать меня. По-моему, Джулии сейчас необходимо простое человеческое тепло, ибо слишком много забот легло на ее плечи.
– Иди сюда, – шепнул он, протягивая руки.
На глазах Джулии выступили слезы, когда Эдвард обнял ее. Она чувствовала себя так, словно вернулась в родной дом. Минуту спустя он ушел, пообещав завтра днем позвонить.
Проводив глазами удаляющиеся за окном огни его машины, Джулия пошла в спальню, которую делила с племянником. Засунув в рот большой пальчик, Джонни крепко спал. Унаследованные от Эдварда длинные темные ресницы бросали тени на его пухлые щечки.
– Не знаю, что нам делать, солнышко, – сказала она малышу, поправляя одеяльце. – Несмотря на все мои старания, я влюбилась в твоего папу, а если я расскажу ему о тебе, мы с ним крепко поругаемся.
Еще на свадьбе, танцуя с Эдвардом, Джулия заметила, что Фернандо Руис внимательно наблюдает за ними. Может, мы чем-то невольно обидели его? – удивлялась Джулия, когда утром в понедельник ехала в офис. Она припомнила подозрительные взгляды помощника Гонсалеса.
Когда она вошла, Руис буркнул:
– Доброе утро, – и повернулся к ней спиной.
Эдварда еще не было.
– Что-нибудь случилось? – спросила Джулия, вешая пиджак на стул.
Фернандо передернул плечами и с громким стуком поставил на стол чашку с кофе.
– Вам лучше знать, – грубо ответил он.
Неужели он каким-то образом узнал правду о Джонни и Мэри, испугалась Джулия.
– Не понимаю, – отозвалась она, но ее щеки залились краской.
Фернандо помедлил с объяснениями.
– Мне кажется, у вас больше таланта… возможно, и образования… чем нужно для этой работы, – сказал он, наконец. – Я удивляюсь, почему вы работаете здесь.
– Потому что у меня есть ребенок, – отрезала Джулия.
Повернувшись к Руису спиной, она стала печатать отчет для Гонсалеса. Если Фернандо что-нибудь знает или даже только подозревает, мне придется рассказать все Эдварду раньше, чем я планировала, – решила она.
Несколько минут спустя Руис уехал по делам. Почти сразу после его отъезда в офис вошел изможденный черный юноша. Чрезмерно вежливо он спросил по-английски с сильным французским акцентом:
– Это место для иммигрантов? Я иммигрант. Очень голодный.
– У меня есть сандвич с арахисовым маслом, апельсин и немного овощей. – Джулия протянула ему пакет со своим обедом. – Еще я могу сбегать через дорогу за булочками.
С трогательной деликатностью приняв от нее еду, юноша проглотил содержимое пакета с жадностью голодного волка и съел до последней крошки булочки, купленные Джулией в магазине напротив. Когда он наконец-то наелся, она смогла получить от него кое-какую информацию. Юношу звали Жюль Итабу, он был сын иммигрантов, недавно прибывших в Америку. Три дня назад Жюль сбежал из одного из фермерских хозяйств, о которых говорил Гонсалес, где жестоко обращались с работниками.
– Я не хочу, мои родители попадать в беду из-за меня и ушел, – сказал юноша. – Пожалуйста, мадемуазель, не отправлять меня туда назад.
Боясь обещать ему что-либо в отсутствие Эдварда, Джулия поинтересовалась, нет ли у него каких-нибудь увечий. Стесняясь, Жюль показал ей несколько ужасных кровоподтеков и синяков, которые, по его словам, были следствием ударов, нанесенных ему управляющим фермой. Джулия уже хотела отвести юношу к доктору, когда вошел Гонсалес.
Поначалу он не обратил внимания на юношу, подбирающего крошки от булочек. Он смотрел только на свою секретаршу.